172
Где-то в начале 1976-го года снова появилась возможность перевести кого-нибудь из университета в обсерваторию - освободилась ставка инженера, и я опять предложил перейти к нам Смертину, наша совместная работа с которым двигалась вполне успешно. И снова Володя заколебался: с одной стороны - твёрдая бюджетная ставка, независимость от хоздоговоров, Гострема, Кубаровского, здоровый коллектив. С другой стороны - в университете платят больше. Володя попросил пару дней времени подумать, посоветоваться с женой.
И тут появилась Филь. Бог знает, кто её навёл на обсерваторию. Работала она перед этим в КТИ. Представилась как специалист по программированию на всевозможных языках. А мы как раз решили хотя бы часть небольших задач из числа вспомогательных решать на своей машине ЕС-1020, которая, наконец, была установлена, запущена, налажена и вполне прилично функционировала. Для этого требовалось перевести соответствующие программы с АЛГОЛа, на котором мы работали в Вильнюсе, на ФОРТРАН. Заняться этим было некому, и Филь показалась подходящей кандидатурой для этого: побеседовав с ней, я убедился, что квалификация у неё достаточно высокая.
Иванов посоветовал взять её, а не Смертина - Смертин, мол, и так никуда не денется, будет продолжать работать с нами, а мы приобретём нового специалиста. Я согласился с ним, и когда, наконец, Смертин, посоветовавшись с женой, решил принять моё предложение, было уже поздно - в обсерваторию взяли Ларису Филь.
Вид у неё был довольно впечатляющий: худющая, бледная до синевы брюнетка с прямыми распущенными волосами, разведённая, между тридцатью и сорока годами, курит, одета сверхэкстравагантно - какая-то помесь цыганского и модного современного одеяния (типа брюки и шаль, сумка с развевающейся бахромой, шуба без пуговиц).
Работала она вроде бы усердно, чему я вначале радовался. Но вскоре выяснилось, что толку от её усердия маловато. Программистом она, действительно, была неплохим, но в алгоритмах разбираться, а тем более составлять их или усовершенствовать, не желала, капризничала, хотя по образованию была математиком, а особых умственных подвигов от неё и не требовалось, иметь же "чистых" программистов, не вникающих в суть алгоритмов, нам представлялось непозволительной роскошью, неэффективным использованием людей, также как и держать "чистых" физиков, не умеющих программировать и не знакомых с численными методами.
Пришлось оказывать некоторое давление на Филь, заставлять её работать с литературой, самому объяснять непонятные ей вещи. Из-за этих ли деловых контактов или по какой другой причине Филь стала наведываться к нам в комнату чаще, чем нам бы этого хотелось. Мы в то время с Володей Клименко в обед регулярно пили кофе, у нас была кофейная касса, каждый день мы ходили в магазин за калачами и шпротным паштетом или брынзой, иногда повидлом, и Филь несколько раз буквально навязывалась к нам на "кофеёк", против чего мы поначалу-то, естественно, не возражали. По ходу кофепития и последующего перекура Филь охмуряла нас разговорами о биоритмах и биоциклах, которые она для каждого человека может рассчитать по специальной программе, о телепатии и об искусстве и т.д., и т.п. Экзальтации в этих её разговорах было предостаточно, а больше ничего, и мы с Володей стали старательно избегать её компании.
Отлаживать на машине программы, которые составляла Филь, нужно было в Ульяновке. Когда она в первый раз поехала туда, то доехала до Ладушкина и из Ладушкина в Ульяновку шла по шоссе пешком под дождём (дело было весной) в своей шубе без пуговиц, в брюках и туфлях на босу ногу (!), и этим своим неописуемым видом произвела потрясающее впечатление на Нину Коренькову и других сотрудников обсерватории.
- Ну и кралю себе Намгаладзе отхватил! - только и смогла изречь Коренькова.
Но произведённого фурора Филь сочла недостаточным. Поскольку она жила, как оказалось, где-то на частной квартире в Зеленоградске, то, естественно, ездить оттуда каждый день в Ульяновку ей было тяжело, и она попросилась поселить её в гостиничную квартиру в нашем измирановском доме в Ладушкине. В квартире этой тогда жил наш новый сотрудник, недавно принятый в обсерваторию на должность начальника машины, Игорь Шандура - невысокий, хромоногий, еврейского склада парень в очках, толковый специалист, но не любимый Ниной Кореньковой, её непосредственный начальник, которого она-то не считала толковым специалистом (ещё меньше таковым она считала Лаговского, стоявшего над ними обоими). Несколько дней Игорь с Ларисой жили вместе в одной квартире, и Шандура с содроганием вспоминал об этих днях, так она допекла его своими разговорами и манерами.
Игорь Шандура у пульта ЭВМ ЕС-1020.
Главная страница Путеводитель по "Запискам рыболова-любителя"